#—> Книги

Первый Пелевин зашел для меня свежо. Интересно было бы перечитать эту книгу через 30-40 лет. Вообще, если так подумать, то все внутри может произойти и как-то фантастично для меня не звучит. Читается легко и быстро, буквально за два дня.

Как говорится — Маруха, чо?

#—> Книги

Короче, сначала прочитайте про краткую истории человечества, а потом уже начинайте эту.

Книга хорошая, даже если учесть, что под 10 % книги я засыпал, и это не метафора.

Если часть прочитанного правда — хорошо. Мозг бунтует и не понимает: соглашаться или нет, верить или нет.

Ведь в будущем придется попотеть, чтобы не сойти сума от безработицы. А может и не стоит попотеть, ведь алгоритмы будут знать, как лично мне лучше поступить в любой ситуации. А может, когда я буду сходить сума от безработицы, алгоритм подскажет, что сделать такое, чтобы я наконец нашел сам себя. А может не подскажет.

Неоднозначно, но прочитать стоит.

#—> Книги

Отличный анализ европейского дизайна всего. Написана — остроумно. Много фраз заставляют задуматься и хотя бы предположить, почему что-то произошло, а что-то — нет. Например, если задумать, почему определенно действия перестало происходить, то приходят тысячи фактов. А на деле ответ может оказаться максимально простым: «К шестидесятым люди старой культуры стали стремительно вымирать от старости».

Опираясь на исторические факты, в очередной раз понимаешь, что ничего не меняется. Ну прямо совсем ничего. Такие же понты, например, были и в древние времена : «Греческий полис или средневековый город, строивший новый храм, не просто хотели ублажить божество, а ещё и по возможности утереть нос соседям. Соображения экономии особой роли не играли, горожане были готовы полностью вычерпать доступный бюджет. Однако без интеллектуального труда, культуры и таланта невозможно создать храм, роскошь и величие которого больше его площади, высоты и количества драгоценных материалов в отделке. Наглядным примером этих трудностей являются современные храмы на территории бывшего СССР. Деньги есть и желания утереть нос тоже в избытке, однако носители культуры за годы советской власти повывелись. Вместо роскоши и красоты приходится меряться, например, высотой минаретов.»

Книга больше про жизнь и про исследования, чем про дизайн в прямом понимании этого слова. Полезно почитать людям всех профессий.

Лучше, конечно, родиться в культурной семье, по возможности дизайнеров в нескольких поколениях, и вырасти в городе старой культуры и богатства вроде Флоренции или Лондона. Так получить свою дозу культуры можно с детства, не прилагая самостоятельных усилий. Но такой удел достаётся немногим.

Образовывайтесь, епта, образовывайтесь.

#—> Книги

Автобиография, в которой можно больше узнать себя, чем автора. Зачеркните слова «рейх», «Германия», «нацисты» — и поставьте что-то более вам знакомое. Подумайте о том, что получится. Обязательна к прочтению.

Пару цитат:

Ни разу не мелькнула у меня мысль об опасности того, что делает тебя столь безоглядно счастливым и ежедневно дарит такое праздничное, блаженное состояние.

И впрямь для тогдашнего берлинского школьника война была чем-то глубоко нереальным: нереальным и, однако, существующим — будто игра. Ведь за все время войны не было ни одного авиационного налета, на Берлин не упало ни одной бомбы. На улицах появлялись раненые, но они были далеко и выглядели со своими белыми повязками прямо-таки шикарно. Конечно, у нас были на фронте близкие, конечно, то в одну семью, то в другую приходили похоронки, но ребенок на то и ребенок, чтобы легко привыкать к чьему-либо отсутствию: а то, что это отсутствие из временного становилось вечным, теперь уже не играло роли. Мало что значили и реальные неудобства, которые принесла война. Плохая еда — ну, понятное дело. Позднее — очень мало еды, грохочущие по школьному полу деревянные подошвы, перешитые костюмы, собирание обглоданных костей и вишневых косточек в школе, частые болезни. Но я должен признать, что все это не производило на меня такого уж сильного впечатления. Не в том дело, что я переносил тяготы как «маленький герой». Об этом и речи не было. О еде я думал так же мало, как футбольный болельщик во время финального, решающего матча. Сводки с фронтов интересовали меня значительно больше, чем какое бы то ни было меню.
Эта цитата о войне 1914 года

То не было электричества, то не ходили трамваи, но было совершенно непонятно, ради кого, во имя чьих интересов — спартаковцев или правительства — мы жжем керосин или ходим пешком.

На сей раз цифры были связаны не с военными событиями, хотя год начался воинственно, а с совершенно неинтересными, ежедневными, биржевыми делами, а именно — с курсом доллара. Колебания курса доллара были барометром, по которому со смесью страха и возбуждения следили за падением марки. Можно было проследить еще и многое другое. Чем выше поднимался курс доллара, тем безогляднее мы уносились в царство фантазии.

Сам Брюнинг не мог предложить стране ничего, кроме бедности, тоски, ограничения свободы, а также заверений, дескать, другого, лучшего, нет, — ну и еще призывов занять стоическую позицию.

Трудно найти что-нибудь более комичное, чем то безучастное и высокомерное спокойствие, с которым я и подобные мне люди, будто из театральной ложи в бинокль, наблюдали за первыми успехами нацистской революции, направленной на то, чтобы стереть нас с лица земли. Пожалуй, более комичным может представиться только то, что вся Европа, уже имея наш пример перед глазами, заняла такую же высокомерную, насмешливую, бездеятельную позицию зрителя в ложе, в то время как нацисты уже подожгли «театр» с четырех сторон.

Приблизительно в это же время было обнародовано распоряжение Гинденбурга, отменившее свободу личного мнения, тайну переписки, телефонных переговоров и предоставившее полиции неограниченное право обысков, конфискаций и арестов.

Я слишком стар, чтобы бояться исчезновения.

В мае в газетах сообщалось о символическом сожжении книг, но это было шоу — куда более реальным и зловещим было исчезновение книг из книжных магазинов и библиотек.

У дьявола много приманок: грубые для грубых душ, изысканные для изысканных.

Не Австрия и не Чехословакия были первыми оккупированными нацистами странами; сначала нацисты оккупировали Германию.

Другой надеждой, разумеется в кавычках, — ведь за несколько месяцев до нацистской революции она была скорее кошмаром, чем надеждой, да и до сих пор многие и многие так и не могут сказать: надежда это или кошмар, — итак, другой «надеждой» была «заграница». «Заграницей» в Германии издавна были Англия или Франция. Долго ли еще эти страны будут безучастно наблюдать за тем, что творится в Германии?

Когда ты удираешь, ты падаешь в цене. Погляди на русских. Эмигрировала элита. Теперь генералы, государственные советники и писатели радуются, если им удается устроиться в Париже или здесь официантами или таксистами».«Может быть, они предпочитают быть официантами в Париже, чем чиновниками в Москве», — сказал я. «Может быть, — отвечал отец, — а может быть, и нет. Хорошо рассказывать о чем-нибудь до того, как оно произошло. После того, в действительности все выглядит по-другому. Голод и нищета не страшны, пока ты сыт и обеспечен».

Автобус быстро увозил меня прочь, и я чувствовал, до чего же мне зябко, стыдно и освобожденно.

К примеру, «мы» не были столь уж антисемитски настроены. С другой стороны, «мы» не спешили дать отпор нацистскому антисемитизму. Мелочь, кто бы из «нас» обратил на нее внимание?

#—> Книги

Не самая обязательная книга, которую стоит рекомендовать, но взбодриться между чтением художественной литературы — пойдет. Многовато воды, повторений, чем грешат почти все современные авторы. Если хорошо задуматься, то в некоторых местах можно найти себя и посмотреть, как с чем-то похожим боролись персонажи из книги, но без фанатизма.

#—> Книги

Шантарам — прекрасен. Прочитайте ее во имя Пробакера.

Четыре цитаты:

— Нет! Не надо! Ради всего святого, говори тише, Прабакер. Если я захочу поговорить с ней, то подойду к ней сам.

— О, я понял, — произнес Прабакер со смущенным видом. — Вы, иностранцы, называете это эротическим стимулированием, да?

— Нет. Эротическое стимулирование — это другое. Это… но не важно, забудь об этом.

— О, хорошо! Я всегда забываю об эротическом стимулировании. Я индийский парень, а мы, индийские парни, никогда не беспокоимся об эротическом стимулировании. Мы приступаем прямо к прыжкам и пиханиям, да-да!

Он схватил воображаемую женщину и стал пихать ее своими узкими бедрами, обнажив зубы в кроваво-красной улыбке.

— Пожалуйста, прекрати! — бросил я, испуганно оглянувшись на Карлу и ее друзей.

~/~

Прошлое отражается в нашем сознании сразу двумя зеркалами: одно яркое, в нем видно то, что мы когда-то сказали или сделали, другое темное, заполненное невысказанным и несделанным.

~/~

— Вот, Лин, — сказал он, отдуваясь.
— Надеюсь, ты войдешь в эти трусы. Ты такой большой. Это трусы Толстяка Сатиша. Он такой толстый, что я думаю, трусы тебе подойдут. Я рассказал ему историю, и тогда он дал тебе две штуки. Я сказал ему, что в поезде у тебя был понос, и твои верхние трусы пришли в такую неподходящесть, что нам пришлось их выбросить.
— Ты сказал ему, что я обосрался в поезде?
— Ну да, Лин. Не мог же я ему сказать, что у тебя нет верхних трусов!
— Ах, ну да, разумеется.
— Что бы он о тебе подумал?

~/~

Истина в том, что нет хороших или плохих людей. Добро и зло не в людях, а в их поступках. Люди остаются просто людьми, а с добром или злом их связывает то, что они делают — или отказываются делать. Истина в том, что одном мгновении настоящей любви, в сердце любого человека — и благороднейшего из всех, и самого пропащего — заключена, как в чашечке лотоса, вся жизнь весь её смысл, содержание и назначение. Истина в том, что все мы — каждый из нас, каждый атом, каждая галактика и каждая частица материи во Вселенной — движемся к богу.